Живи - Страница 43

— А почему же его к вам посадили?

— Вы знаете наш народ. Желающих причинить зло ближнему у нас хватает. Если его оставить на свободе, несчастные случаи будут продолжаться. Это негуманно.

— Интересно, — спросил Агент, — а как часто попадают в «психушку» партийные работники?

— Никакой статистики на этот счет нет, — ответил Психолог. — К тому же партийных работников в обычных психиатрических больницах не держат. Их сразу забирают в Москву, и там они исчезают. А на местах сообщают о «преждевременной кончине». Это гуманно.

— И что теперь будет с тем заколдованным маляром?

— Тоже заберут в Москву. Там такими экземплярами сейчас очень интересуются.

Я мог бы о таких типах потрясающую книжку написать. Через мои руки их сотни прошло. Но…

— Но?..

— Но вся документация на них засекречена. Книжку такую никто не напечатает. А меня самого из врача превратят в пациента.

— А мы сейчас готовим материалы для секретного доклада Крутова о морально — идеологической ситуации в области, — сказал Агент. — Приказано собрать сведения по принципу «правда, вся правда и только правда». Вы представить себе не можете, какая помойка наш Партград в этом отношении!

— А может быть, в этой помоечности и заключается сила нашей морали и идеологии, — вставил свое замечание я.

— Точно, — сказал Психолог. — Ты гений! Вот кому следовало бы заниматься идеологией!

— Если бы я высказал такую гениальную идею, меня немедленно уволили бы с работы, — сказал Агент. — А где бы после этого я нашел такое сытное место? Нет, пусть уж лучше они там сами выкручиваются.

— Женить тебя надо, — сказал вдруг Психолог ни с того ни с сего, — Хочешь, я тебе устрою такую невесту, что все партградские мужики сдохнут от зависти?

— Где ты ее возьмешь? — спросил Агент. — А то и я не прочь поменять мою старую жену на новую.

— У нас в больнице есть отличные бабы, свихнувшиеся на семье и на преданности воображаемым мужьям. Лучше жену не придумаешь. Не изменит. Дом будет содержать в образцовом порядке. Ну?

— А как ее из больницы отпустят?

— Подпишешь бумажку, что берешь ее под свою ответственность, и все.

— А если она фокусы начнет выкидывать?

— Обменяешь на другую.

— Ничего себе перспектива!

Разговор пустой, как и всякий другой разговор в таких случаях. Но это не имеет значения. Важно то, что мы сидим вместе, какая-то незримая сила делает нас очень близкими друг другу. Бывают такие минуты, когда кажется, что ради них и затеяна вся жизнь. Сейчас была именно такая минута. Мы все это почувствовали.

— Как хорошо, ребята, — сказал Блаженный. — Ради одного такого мгновения стоит страдать годы и даже жизнью пожертвовать.

— Я расскажу вам по этому поводу коротенькую историю, — начал Бард, — Это было в июне 1944 года. День выдался красоты невиданной. Как-то получилось так, что много хорошего совпало. Отличная погода. Прекрасная природа. Затишье на фронте. Предполагавшийся бросок отменили. Нас накормили, как говорится, от пуза. Нам выдали новое обмундирование. Мы помылись, побрились. Настроение было райское. Мы все вдруг стали друзьями. Делились махоркой и хлебом. Сообщили друг другу домашние адреса. Это блаженство продолжалось часа два. Как вдруг нам приказали сдать новое обмундирование и одеть старое. Потом нас построили и погнали бегом на минные поля и проволочные заграждения перед укрепленным пунктом противника. Атака была бессмысленная. Почти весь батальон погиб зря. Потом мы, немногие уцелевшие, узнали, что нам дали те два часа блаженства по ошибке. Ожидалось прибытие самого Сталина на этот участок фронта, и нас спутали с другой частью, в которой должен был «неожиданно» появиться Сталин. Сталин поездку отменил, обнаружилась ошибка с частями, нас решили наказать за ошибку, совершенную не нами. Генерал из Москвы приказал послать нас на мины. Зачем я это рассказываю? Дело в том, что мы немедленно забыли о тех минутах счастья, о которых до этого говорили, что ради них можно страдать годами…

— Все зависит от того, как ты смотришь на свою жизнь, в каких понятиях ты ее осмысливаешь, — произнес Блаженный. — Вот, например, допустим, что ты учился в университете, увлекался поэзией и философией и все такое прочее. Потом ты попал в армию рядовым солдатом. Забыты Аристотель и Шекспир. Твоими мыслями и чувствами завладели самые низменные земные заботы: поесть, поспать, вырваться из части на пару часов, выпить, переспать с бабой какой-нибудь. Что случилось? Банальная житейская история, вызывающая лишь скуку. Но если ты скажешь себе, что у тебя произошло изменение системы ценностей, то твой банальный случай уже будет выглядеть как пример к чему-то грандиозному. И у Наполеона произошло изменение системы ценностей после того, как он стал императором; и у Ленина после того, как он стал во главе первого в истории социалистического государства. Благодаря понятиям большой степени общности ты возвышаешь свою жалкую жизнь до уровня королей, полководцев, вождей, первооткрывателей и прочих великих представителей рода человеческого. Мы вот сейчас сидим рядом с помойкой среди исчадия нашего советского ада. Убожество. Серость. Грязь. Тоска. А посмотри на это с точки зрения высших категорий, и наша беседа возвысится до уровня бесед Платона или Аристотеля со своими учениками.

— Но мы при этом вряд ли откроем силлогизм.

— А зачем его открывать? От такого рода открытий ничего, кроме скуки, не бывает. К тому же не исключено, что мы сделаем открытие более грандиозное, чем силлогизм, сопоставимое с открытиями Будды или Христа.